Вятский человек во времени. Художник Татьяна Дедова

Татьяна Павловна – настолько  значимый, укорененный и неотделимый от здешней культуры человек, что к ее 80-летию (подумать только, даже не верится) вышло в 2019 году целых две книги. Одна из них в серии «Знаменитые читатели Герценки»: «Родины свет».

Воспоминания, статьи, библиография.  Уютные графические реконструкции Дедовой на тему старой Вятки сопровождают нас с детства, и, наверное, так будет всегда. Этим мило-наивным густонаселенным сюжетам (впрочем, неизменно  выполненным  с документальной достоверностью места) обязательно найдется место в истории. Но я стала относиться к ним гораздо серьезнее и уважительнее, когда на едином дыхании прочла ее «Родины свет». Опыт одной человеческой жизни, вобравшей  в себя весь двадцатый век – в снятом, так сказать, виде, каким-то чудесным образом очищенном от его ужасов и несправедливостей.  Так в книге, так сложилось. Я хочу здесь кратко его воспроизвести – во славу этой  достойно, увлеченно и безумно интересно проживаемой жизни, которая слава богу продолжается.

Книга воспоминаний, впрочем, начинается далеко не радужной ее страницей: 20-е годы. Мама и бабушка Татьяна Павловны, в полной неразберихе и алогизме того времени, бежали на Вятку с Онеги от наступавших англичан (союзников белой армии по Антанте),  одновременно сами преследуемые режимом красных за благородную фамилию Валиотти, которую потом всю жизнь скрывали и которой стыдились. (Дедушка Татьяны был дворянин итальянского происхождения  и занимал важный пост в морской таможне Архангельска). Приткнулись у родни сначала в Орлове, а затем маму Тани, Анастасию Валиотти, ребенком взяли в семью тети в Вятке. Ненадолго, там быстро начались свои сложности, мать ее пошла в Орлове побираться, поэтому дальше идет детдом, о котором девочка сохранила наилучшие воспоминания. Находился  он в нынешнем Доме ветеранов. Детей там старались хорошо кормить, образовывать, поощрять за правильные поступки. Но вскоре все детдома Вятки оптимизировали и соединили в зданиях бывшей семинарии – вот там уж было и воровство и диктат старших плохишей. Девочка самостоятельно поехала  в Орлов искать свою маму (Танину бабушку), и ведь нашла.

Потом жизнь чуть-чуть налаживается, начинается пионерское детство. Она всеми силами старается изжить дворянские корни и стать советской.( Однако я знаю человека, который жил по соседству с Дедовыми- Валиотти  на Степана Халтурина до сноса их деревянного домика и хорошо помнит эту благородную статную даму, которая отличалась ото  всех. Но это будет через много лет).   А тогда — все дети безбожники, общественники , после школы ведут ликбез, а мама (бабушка), конечно, остается верующей. Ничего, как-то все это в одной семье уживалось.   Далее, через временной пробел, у Анастасии образовалась уже своя семья, и в 1939 году родилась Таня. Кстати, родители отца тоже были беженцы  — с Урала, семья раскулаченных старообрядцев. И это второй дом Тани, ее любимейший: в маленьком домике-баньке на Хлыновке, у бабушки с дедушкой.

Воспоминания собственно Тани – какая-то сплошная радость, таково уж свойство ее памяти. Даже в голодные годы войны было счастье: дождаться с работы уставшую маму, прижаться к ней, затеплить печку. Счастье – бежать в сумерках среди сугробов на Хлыновку, искать знакомый огонек избушки. Счастье попасть в солидный дом подружки Тани Мезенцевой (дочери знаменитого художника), с трепетом смотреть его картины. Приобщаться ко всему лучшему, что предлагает жизнь. А во Дворце Пионеров, что располагался в Архиерейских Палатах, у Тани уже  кружок рисования и краеведения, которые вели энтузиасты своего дела, и это тоже не прошло даром, запало глубоко – и вывело на профессию.  За восьмой класс тогда надо было платить, это семье не по карману, она идет работать в кустарную артель расписывать шкатулки. И сразу отличается: ее рисунок попадает на выставку в Москву. Победительницу приглашают, и она живет несколько незабываемых дней в Загорске! А это Троице-Сергиева лавра с ее богатствами, основа дальнейших увлечений заложена.

«Мои университеты – это редакция»

И все время она в пути! Пристрастилась к туризму, не боится никаких маршрутов в глухомани: идут с группой школьников в поход по Кайскому краю, среди лагерей, бррр, искать озеро Ад. Как только выбрались? Мечтала стать геологом, конечно. Побывала между делом и на великах стройках, видела их неприглядную изнанку, отличную от газетных восхвалений. Хотела в Братск, попала в Иркутск на погрузку леса, еле вернулась оттуда живой к себе в Киров: «Бедная моя мама!». Но, слава богу, осела на место — случилась вакансия в «Комсомольском племени».

Взяли на полставки ретушером фотографий, потом и оформителем-графиком. А это оказалась целая жизнь, настоящие университеты: люди  в редакции все образованные, интересные, жизнь кипит, вечерами гости — гитара Авдеева не умолкает.  Друг друга здесь зовут стариками и старухами,   Таня получает кличку «Дед». Образованные люди втягивают в круг своих интересов: например, Евгений Петряев просит ее сделать графическую серию «Салтыков-Щедрин в Вятке». А это же надо сначала все  изучить! Читает историков – Ключевского, Соловьева, Карамзина, благо Герценка любимая рядом. Вот и начало делу всей жизни, рисовать старую Вятку.

А спортивный туризм постепенно сдает позиции, уступает культурному. Увидеть своими глазами памятники старины,  брошенные храмы. Но сначала эти поездки – далеко за пределы области, ведь работает в комсомольской газете, там живо дознаются, уволят. И конечно не только храмы, но и литературные святыни теперь места ее паломничеств – с подругами и в одиночку, пешком и на попутках.  Все барские усадьбы русских классиков лично исхожены, обследованы, и появляются воспоминания об этом, газета их печатает, Татьяна становится журналистом.  Жизнь семейная тоже сразу удалась: с мужем Анатолием Зириным они полные единомышленники,  встретились в турклубе. Растут двое мальчишек. По уговору, маму иногда отпускают  на свободу – в путешествия.

Киров эпохи застоя. Эпоха просвещения

Теперь надо вспомнить, что представлял собою в те времена,  шестидесятые — восьмидесятые годы, культурный Киров. Это был центр интенсивной духовной жизни, только не в религиозном смысле, с своими яркими харизматичными лидерами, к которым тянулась как интеллигенция – передовой отряд советского народа, так и молодежь, и совсем простые люди. Вот короткий, далеко не полный их список. Охранители и знатоки исторической Вятки Анатолий Тинский и позднее Людмила Безверхова; интеллектуал, литературовед, открыватель новых имен и текстов Евгений Петряев; любимица студентов эколог Эмилия Штина; свободолюбивый историк Валентин Сергеев; авторитетный биолог-охотовед Сергей Мараков; душа светского общества живописец Петр Вершигоров. Плюс журналисты, литераторы формальные и неформальные, художники,  работники Герценки и других библиотек  — все это были серьезные корпорации, где обитали увлеченные, энергичные люди. А театр Бородина, Клокова? Театр Степанцева во время оно тоже был весьма значителен, куклы переживали свой лучший период, да еще и народные коллективы, как говорят, творили чудеса в работе с населением, жаждущим самовыражения.       

Все они собственными интересами и предметом деятельности, искренне и вдохновенно утверждая свой профессиональный, гражданский, а не казенно-партийный патриотизм ( в чем-то и вопреки ему),  учили словом и делом любить свою малую родину, хранить  и беречь ее природу, историю и культуру. Наполняли высоким смыслом и содержанием частную жизнь примкнувших к ним людей. Вот вам и социализм  — время застоя. Как видим, в своем позднесоветском изводе оно рождало уже не чудовищ, а счастливых людей, незаметно уходящих из-под тотального контроля органов и партийной идеологии. В сравнении с тем, что мы имеем сегодня, это действительно была общность: советский народ. Не хватало только джинсов и колбасы. Интеллигенция, впрочем, на этом не зацикливалась.

На переломе

Татьяна Дедова плоть от плоти того странного времени, она причастна наверное всем этим движениям, может, кроме театра. Ее Родины свет идет оттуда. И вот, на сломе эпох, в конце восьмидесятых, начались в общественной жизни невиданные перемены, пошли неслыханные мятежи, а журналисты из «Племени» прагматично переметнулись в непонятный пока «Вятский край», вообще все стало непонятно. Вместе с старыми идейными ценностями и твердыми ценами  разрушался и уходил в небытие любимый город.  Непреходящая боль Татьяны Дедовой и других хранителей  старой Вятки. Между тем время к пенсии, а жить как-то и чем-то надо. И совсем не насильственно, а естественно Татьяна Павловна с мужем становятся деревенскими жителями, купив занедорого домик неподалеку от Истобенска. Мужские руки решают все проблемы с постройкой, ремонтом и вспашкой земли, Татьяна Павловна учится огородничать. Но в быту не погрязла. Признается в интервью своей подруге Светлане Шешиной, что теперь она счастлива почти неприлично.  Ибо вписана в эту уединенную жизнь, наслаждается ею духовно, все здесь по сердцу –  природные ритмы, рассветы-закаты, возможность не спеша работать, созерцать, думать, а по пути в деревню петь молитвы … Свет Родины снова с ней.

Не получилось полного уединения, да оно и не нужно. Потянулась в домик Дедовой все та же живопишущая, сочиняющая, издающая братия. Кому оформить книгу, кому нарисовать старую Вятку. По-прежнему выходят все новые и новые серии открыток, календари, открываются выставки ее фотографий, графических пейзажей. Так, не имея специального образования и не будучи членом союза художников, Татьяна Дедова как-то незаметно стала самым известным, неизменно востребованным изобразительным брэндом Вятской жизни. И так радостно за нее: этот скромнейший, добросовестный и углубленный в свое дело человек, с ее драматичной предысторией рода, по-прежнему наполнен творчеством, живет просто и осмысленно.  И никакие ветры перемен ему не помеха.