В работе «Вятское городище-святилище» была обоснована версия о существовании на территории начального Хлынова языческого святилища славяно-вотских метисов, потомков прибывших на Вятку в конце 12 века заднепровских берладников и местных женщин. Очевидно, эти вятчане сочетали культы западных сдавян и вятских финно-угров. Логично предположить, что именно их называли чудью, упоминаемой в различных преданиях как дохристианское население края. После поражения от новгородских ушкуйников в начале 15 века, чудь рассеялась, часть смешалась с северными удмуртами (вотины).
Однако «Сказание о ветчанех» и основанные на нем другие вятские тексты 18 века относят захват беглыми новгородцами чудского городка, славного Болванского града, к городищу Никульчино, что выше по реке от Хлынова (Кирова) на 15 км. Учитывая путанность и явную мифологичность данных источников, буквально верить всему, что там есть, нельзя. Реальные разновременные факты Вятской истории в них совмещены до единовременного заселения края пришлыми новгородцами и отнесены к 12 веку, что совершенно не подтверждается археологически.
Вместе с тем, роль Микулицына города в нашей истории 14-15 веков, по-видимому, исключительно велика. Поэтому рассмотрим подробнее данный вопрос.
В 12 веке поселение в Никульчино, относимое к Кочергинской археологической культуре, было невелико, по форме это мысовое городище представляет треугольник (сектор) со сторонами около 70м, с напольной стороны небольшой вал, вероятно, с прорезью для ворот в средней части. С появлением здесь славян в 13 веке, город был увеличен, возведен новый более протяженный вал (древоземляная стена). В середине 14 века он был полностью перестроен и основательно укреплен, а в 15 веке приобрел примыкающий к этой крепости огражденный посад и два смежных селища. Именно этот период существования города можно связать с появлением на Вятке нового населения, ушкуйников, северных разбойников, живших на началах республиканского народоправства.
Само название города наверняка связано с культом святого Николая, Миколы, покровителя мореплавателей и торговли, известного также своей борьбой с противниками веры. На Русском севере, особенно в Новгороде и Вятке, этот святой был особо почитаем, его даже звали здесь бог Микола. Для ушкуйников это был очень подходящий символ, оправдывающий завоевания и грабежи неверных.
В «Сказании о вятчанех» читаем: «и над тою рекой Вяткой стоит городок чудской их языком зовом Болванской». Слово болван (от тюркского балуан, герой) применялось повсеместно русскими 12-16 веков для обозначения статуй языческих богов. В частности, в Москве той поры стояли некие болваны, предположительно, статуи ордынскому хану. Любопытно, что на их месте позже появились церкви св. Николая «на болванке». Замечание «их языком» свидетельствует, что вятская чудь говорила на языке, хотя бы отчасти, схожем с русским.
По сказанию новгородцы взяли с боем Болванский чудской городок и побили здесь много чуди и отяков, и поставили здесь свой город Микулицын. Из этого вроде бы следует, что в городке до прихода новгородцев (ушкуйников) стояли на видном месте языческие статуи, болваны. Однако это не совсем так. У Даля есть вятское предание как «новгородцы запустили под Болванский городок (село Никульчино) болванов на плотах, вятичи зазевались на них, а новгородцы с другой стороны взяли городок». Выходит, болванов, вызвавших удивление и замешательство вятичей, привезли сами новгородцы! Это могли быть статуи христианским святым, тому же Николе, распространенные до 19 века в Перми и Вятке. Понятно, что город после этого стал зваться Микулицын. Сами статуи Миколы до 20 века назывались в просторечии бабами. Когда в 1540 г. в Псков привезли резные образа св. Николая и св. Параскевы Пятницы, то народ усмотрел в их почитании ‘болванное поклонение’, отчего, как сообщает летописец, в людях была большая молва и смущение.
Ушкуйники прибывали на Вятку с двух северных территорий: с верховий Камы, где у них было несколько зимних поселений, включая главное убежище крепость Ушкуй на скале; и с Вычегды, с городка Усть Вымь, Старая Пермь, вотчины епископа Пермского Стефана Храпа, известного своей миссионерской деятельностью среди населения бывшей Биармии. Можно предположить, что вместо сокрушенных языческих идолов Стефан разрешил вырезать из дерева статуи христианских святых, дабы переход к новой вере был более понятным для местного населения. Чтобы выжить среди враждебного окружения он наверняка сотрудничал с ушкуйниками, они могли охранять его резиденцию, сопровождать в миссионерских поездках по огромному дикому краю и при сборе пушной подати. Очень примечательно, что в 15 веке вятчане ходили в походы на вогулов, ярых врагов христианизации, вытесненных на северо-восток от Пермских мест. Вообще, деятельность вятчан в это время является во многом продолжением дел ушкуйников 14 века, что свидетельствует о поселении последних на Вятке.
Во второй половине 13в. на Новгородском севере скопилось большое число беженцев из русских княжеств. В 1300г. в Европе началось резкое похолодание, названное современными учеными Малым ледниковым периодом. Это вызвало серьезные экономические и политические трудности, в частности, нехватку продуктов питания. И без того нелегкая жизнь беженцев, стала почти невозможной. Это привело к появлению феномена новгородских повольников — молодых свободных мужчин, отправлявшихся в дальние грабительские походы на небольших судах. Сначала объектом их нападений было побережье Колы и Нурмана. Но после замирения Новгорода с северными соседями и начала смуты в Орде в 1359г., их деятельность переместилась на Волгу.
Об ушкуйниках принято говорить как о речных пиратах и разбойниках, но это далеко не так. Ушкуйники представляли собой хорошо организованное военизированное сообщество вольных людей, сознательно избравших жизнь полную тягот и опасностей. Покинуть свои родные края и найти прибежище на далекой восточной окраине русского севера вынудило их засилье властей Новгорода, Москвы и Орды. Костяк ушкуйников составляли профессиоальные воины, рыцари, во главе с опальными новгородскими боярами. При этом в ушкуйники шла постоянная вербовка молодежи из русского населения вдоль речных путей по Волге и ее притокам. Поэтому не следует думать о каком-то завоевании ими Вятской земли. Это было постепенное втягивание вятчан в ушкуйную деятельность. Ходившие в поход с ушкуйниками возвращались на Вятку, здесь же оседали их новые товарищи. Погромам подвергались центры Ордынской власти, прежде всего, это был город Вятка-Колын в устье Моломы, числившийся в списке ордынских данников.
Так как верхушка ушкуйничества представляла собой некий квази рыцарский орден, то грабительским набегам на соседние земли придавался характер крестовых походов под знаменем борьбы с неверными: язычниками, мусульманами, иудеями и армянами. Последних было много среди волжских торговцев.
Из летописи о походе ушкуйников 1374г. на Волгу и Каму: «и суды их (купцов) все иссекоша и паузки и кербаты и лодьи и учаны и мишаны и бафхты и струги и все огню предаша, а сами отидоша в каму, и тако камою ходяше болгары воююще и многих избиша». Перечисленные названия судов свидетельствуют о разноплеменном происхождении купцов, подвегавшихся нападениям ушкуйников, от московских, булгарских и сарайских до армянских иарабских.
В Усть-Выми Стефан соорудил храм св. Николая, в день памяти которого он пришел туда в конце 1379г. Храм во имя Архангела Михаила был домовой церковью Великопермских архиереев, близ которой жили св.Стефан и его преемники. Село Усть-Вымь расположено на двух соседних холмах, между ними овраг с ручьем. Вероятно и древнее поселение состояло из двух крепостей, в одной из которых размещались резиденция Стефана и монастырь, а в другой, — с церковью св. Николая, — ушкуйники. Скорее всего, Стефан пришел на Вычегду вслед за ними.
На сохранившемся посохе Стефана изображены «неверные» в пластинчатых доспехах и конических шлемах в ладьях с оружием, в руках у них три четырехугольных стяга — один с крестом (!) и один с изогнутым рогом. Носы кораблей украшены изображениями звериных морд. На другой картинке пермяки передают Стефану свой «закон», книгу. Далее, Стефан наносит топором удар по сидящему на троне бородатому «демону» (деревянному идолу) в длинной одежде и в короне. Одежды из меха и корона могли быть настоящими. На посохе города аборигенов имеют стены с воротами и высокие башни с островерхими крышами.
Итак, среди соседей Стефана были воины на судах, которые жили в крепостях. Это могли быть не только ушкуйники, но и вятчане, приходившие на Вычегду за мехами. Среди крещенных Стефаном они также упомянуты. Не они ли изображены на посохе? Тем более, что на самой Вычегде заметных городищ той поры нет.
Некоторые исследователи приходят к выводу, что пермский алфавит Анбур, на основе которого Стефан сделал свои переводы священных текстов, несет в себе следы латиницы. Известно также, что этой азбукой русские пользовались для тайнописи. Не она ли, по сообщению Фадлана, использовалась при переписке булгарского царя с народом Вису? Плюс, само имя Стефан и западное происхождение его отца.
В Пермской резной скульптуре (особенно в изображениях страдающего Христа) специалисты замечают сходство с Польским борокко, а также с памятниками романского периода (Италия 12в.- нач.13в.).
Из последнего факта следует, что резные образа-скульптуры были в Перми задолго до Стефана, а в их скульптурном стиле прослеживается западноевропейское католическое влияние. Другими словами, в данном регионе уже в 12-13в. вполне могли быть католики. В булгарской летописи Нариман Тарихы говорится, что в Великом Булгаре была колония ремесленников из Турова, католиков. Их глава Бектут (Бенедикт), якобы, выкупил из плена 500 новгородцев и составил из них Католическую колонию на Вятке смешанной обрядности. ‘Нукратские балынцы и булгары несли патрульную и конвойную службу в северных и восточных губерниях Ак Булгара’.
По данной хронике с 1240 года губернатором Нукратской (Вятской) губернии стал Кичи Микаэль, сын Козельского князя Мстислава Святославича (прежде после смерти отца жил в Турове). После войны 1257г. по просьбе Кичи Михаэля и двух общин Нукрата (Арча-булгарской и Балын-нукратской, — очевидно, Моломской и Никульчинской) Вятка была построена по принципам республики (туралык). Общины избирали двух представителей местной власти — воевод и старшин, получавших символ власти — посох (казацкая булава?). Михаэль был здесь первым послом-наместником от Булгарского правителя.
Итак, на Вятке и ее округе была особая христианская вера с элементами католичества. Стефан Пермский крестил не столько дикарей, сколько переводил этих христиан в греко-русскую обрядность.
Поясню сообщение Нариман Тарихы о двух волостях-республиках на Вятке. Дело в том, что правитель Булгарии Гази Барадж не сумел удержать власть, захваченную с помощью Нукратских казаков, после того как его обвинили в сочувствиии христианам. Для возвращения власти он пошел на сговор с появившимися в южных степях монголами и привел на булгар их войско. Благодаря этому Казань и Вятка избежали первого и самого опасного периода монголо-татарских завоеваний. Однако, несколько лет спустя началась война. Основные силы монголов вернулись домой, и новому Сарайскому кипчакскому государству оказалось невозможно справиться с закамскими землями, где в 1240-х г. скопилось много булгарских и русских беженцев. Началась многолетняя война на переправах через Каму, которая закончилась в 1257г. миром и появлением независимых Булгарских княжеств в Приказанье и Вятской республики. Таким вот путем была завоевана свобода. Эта война упоминается в Путешествии в Восточные страны Вильгельма де Рубрука 1253г. (Поэтому Волжскую Булгарию он обошел стороной).
Вятка (река и местность) булгарами, марийцами и татарами называлась Нукрат (варианты — Нохрат и Науград). Раньше считалось, что слово происходит от созвучного арабского «серебро». В одной летописи даже есть термин «Камские или Серебряные булгары». В настоящее время большинство не татарских историков считают, что Нукрат — это искажение от Новгород. То есть, река Вятка звалась Новгородской рекой. Камская Булгария была и в домонгольский период достаточно самостоятельной территорией. Позже она выделилась в Казанское царство, а северная Вятская ее часть стала самостоятельной республикой.
Но вернемся к культу св. Николая на Вятке. Верещагин А. В. сообщает, что в Трифоновом монастыре по описи 1601г. были два резных образа Николы в рост, в шапке с собольей опушкой. Здесь же был надвратный храм в честь Николы Можая. После запрета в 1722г. они хранились отдельно, не на виду, вместе с образом Параскевы Пятница и иконой Христофора с пёсьей головой.
Существование в Прикамье почитаемых статуй святых интересно связать с некой Золотой бабой. Впервые она упоминается в Софийской первой летописи под 1398 г. по поводу кончины Стефана Пермского, который ‘живяше посреде неверных человек, ни бога знающих, ни закона водящих, моляшеся идолом, огню и воде, и камню, и Золотой бабе, и вълхвом, и древъю». Далее, в послании митрополита Симона ‘Пермскому князю Матвею Михайловичу и всем пермичам большим людем и меньшим’ (1510 г.) говорится о поклонении пермичей Золотой бабе и болвану Войпелю. Первым иностранцем, давшим ее описание, был М. Меховский, который ок. 1517 г. получил известие от пленных москвитян, находившихся в Кракове: ‘За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Zlotababa, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо’.
Рисунки Золотой Бабы у разных авторов различны. У М. Меховского, например, это статуя стоящей женщины, у А. Вида — женщина с рогом изобилия, а у С. Герберштейна она изображена в виде богини Минервы с копьем в руке. Через восемь лет его же Золотая Баба напоминает сидящую Мадонну с ребенком на руках. Итальянец Гваньини писал, что Золотая Баба была вытесана из камня и представляла собой женщину с двумя детьми, одного ребенка она держала на руках, другой стоял рядом и назывался ее внуком. Поэтому, учитывая многозначность слова «баба», статуя могла изображать и мужское божество.
Если исключить ранние упоминания в сагах, сообщения о статуе появляются в конце 14в. в связи с деятельностью Ст. Пермского, которая распространялась от Вычегды до средней Вятки; в конце 15в. статуя ‘уходит’ на северо-восток, что можно связать с отступлением части вятчан, упорствующих в своей вере, под натиском московитов; при этом, культ деревянных скульптур еще долго сохраняется в Прикамье. Статуй могло быть несколько, в частности, сидячие, мужские и женские, — пантеон. Отсюда разноречивые описания и размеры. Особо можно отметить связь статуй с сибирскими казаками, а также наличие в руке у одной статуи рога, который в последствии превратился в ангельскую трубу. В Джагфар Тарихы говорится, что первоначальной тамгой провинции Бийсу (Вису-Биармия) был Рог изобилия. Вспомним, о статуе божества западных славян Свентовите с рогом в руке. Выражение из труда Меховского «за землею называемой Вяткою при проникновении в Скифию» можно понимать и как за Вятскою волостью с центром город Вятка в устье Моломы. Далее на восток от нее шла Арская земля (Скифия) с построенными в северной ее части городками ушкуйников, где в 14-15в. находился идол, статуя Миколы или другого божества.
Из книги Чернецов А. В., «Посох Стефана Пермского»: Демон имеет вид сидящей на троне фигуры в длинной одежде, полностью закрывающей ее, так что рук не видно, в короне. Епифаний Премудрый в Житие Стефана пишет: ‘. . .еже суть болваны истуканныя, изваянный, издолбенныя, вырезом вырезаемыа. . .’, ‘бяху же в Перми кумири различнии, овии болшии и менший, друзии же средний, а инии нарочитий и словутнии, и инии мнози, и кто может исчести их? Овем убо редции моляхуся и худу честь воздааху, а другим же мнози, не токмо ближний, но и далнии погостове. Суть же у них етери кумири, к ним же издалеча прихожаху, и от далних мест поминкы приношаху и за три дни и за четыре и за неделю…’. Большой интерес представляет то, что идол изображен сидящим. Такая поза идола перекликается с легендарными сведениями о знаменитой ‘златой бабе’ и ее изображениями на старинных картах. Однако в данном случае идол представляет бородатого мужчину. Наличие наброшенного поверх фигуры идола одеяния подтверждается данными письменных источников о том, что у ряда пермских идолов были одежды. Корона на голове идола заставляет предположить, что перед нами главное языческое божество. Идол в богатых одеждах и с драгоценным венцом на голове упоминается в скандинавских сагах о походах викингов в Биармию (вероятно — Пермь).
Всё сказанное о Золотой бабе подтверждается наличием у удмуртов женского божества. Из работы «Верования удмуртов» Н.И. Шутова:
«Кылдысин обитает на небесах, занимает после бога неба Инмара второе место в пантеоне, осуществляет посредническую роль между главным богом Инмаром и людьми. Земной двойник Кылдысина — Му-Кылчин (Кылчин-мумы) сохраняет женское обличье, обитает внутри земли, совмещает функции Матери-земли (Музъем-мумы)».
В этом культе просматривается память вятских удмуртов о неком идоле, находившемся на Вятке в далеком прошлом. Вполне возможно, что Мукылчин — Микульчинский идол, статуя св. Миколы в Никульчино, стоявшая над въездом в город на воротной башне-часовне. Отсюда название Микулицын, а также уничижительное «Болванской». Интересно, что такая деревянная скульптура появилась на Никольской башне Московского Кремля во второй пол 15в., — в период завоевания Вятки. В Москве была «церковь Николы Чудотворца на Болвановке». — Проступает связь Николы с его Болваном-статуей. На кресте-энколпионе найденном на Никульчинском городище изображен Св. Никола, на небольшой резной иконке — он же. Ушкуйники могли где-то взять эту производившую впечатление статую и привести в свой городок. Было ли это изображение св. Николая, Христа или какого-то языческого божества выдаваемого за христианского святого, не столь уж важно. Поэтому нельзя исключить, что эта статуя была захвачена в качестве трофея на Вятском городище-святилище.
Евгений Харин
(skygrad)
Не понимаю, зачем языческим идолам удмуртов приписывать христианский смысл. В то время было много всякого рода миссионеров, в том числе венгерских католиков. Даже в Золотой Орде до конца дней своих шла борьба между сторонниками язычества и ислама. Да и среди нынешних удмуртов больше почитается, я думаю, язычество, чем христианство. Это многовековая борьба и вряд ли тогда кто- то стал бы придавать своим идолам смысл культа своего противника. Постепенно всё ассимилировалось и теперь можно встретить удмуртов, говорящих на татарском языке. Можно встретить православных татар. Многие народности просто стали называться татарами, переняв их язык, смешав их культуру со своими обычаями и традициями. И потому вятский народ есть разный народ, утративший свои истинные корни и перенявший смешанность многообразных культур. Например, удмурт, говорящий на татарском языке, может посещать православную церковь, но с обожанием ходить на какое- нибудь языческое празднество. Также и татарин, и русский, и кто угодно. вот среди татар можно много встретить рыжеволосых, кто они такие. Я думаю, это хазары. Также и кипчаки представляют из себя других татар, только просто названных.
но я думаю, вряд ли тогда, кто- то из язычников стал бы допускать своим идолам христианский смысл, тем более Ионна называл дела вятских христиан окаянными и не имеющими никакого отношени я к православной церкви. Всё смешалось, кони и люди, искать что- то первородное в этом смешении- дело неблаголарное, и наверное, невозможное. Всё есть ассимиляция.
Любое несчастье- эпидемия, помор, неурожай и т.д. мгновенно призывало народы вернуться к своим истинным богам и верованиям, тогда этот привнесённый чудью христианский идол был бы удмуртами мгновенно изничтожен. ведь оно так и было даже в 17 и в 18 веках, вплоть до наших дней.
Насчет смешения и ассмиляции народов и культур, совершенно верно. Ныне мы имеем отголоски древних верований, сохранившиеся в замкнутых, относительно, этнических анклавах, таких как вятские удмурты. Христианские статуи святых воспринимались язычниками как идолы. Могущество которых подкреплялось военными победами поселившихся на Вятке ушкуйников. Поэтому включение такого «божества» в языческий пантеон представляется вполне возможным. Опасного идола нужно было задобрить приношениями в виде шкурок пушнины. Что было выгодно обитателям Микулицкого городка.