Вины не признает и не поет

Марине Ногиной 45 лет. Она не умеет танцевать и плохо поет. Она не снимается в любительском кино и уверена, что не сможет красиво с выражением продекламировать стихотворение. Но главное — все полтора года своего пребывания в колонии водитель троллейбуса первого маршрута из Кирова категорически отказывается признавать свою вину в гибели девочки-подростка в ДТП. Поэтому на следующей неделе суд, скорее всего, вновь откажет матери двоих детей в условно-досрочном освобождении. Откажет, несмотря на ее очевидную неопасность для общества, несмотря на хорошее поведение в колонии, несмотря на то, что большинство знакомых с ее делом юристов и экспертов убеждены в ее полной невиновности. Об этом сообщает http://publicpost.ru

Комиссия УФСИН 23 января уже вынесла свой вердикт: Ногина не готова к выходу на свободу. Как передают кировские СМИ — за то, что, отсидев больше половины срока, она по-прежнему не признает своей вины. А в пятницу — уже после решения комиссии — у заключенной появилось первое нарушение. Как рассказывает ее адвокат Валерий Рылов, у женщины поднялось давление до 175, и в ожидании врача она позволила себе полежать на кровати после объявления подъема.

В России найдется мало заключенных, за которых так долго и упорно боролись. Боролись не только адвокаты и журналисты, не только правозащитники и активисты «Синих ведерок», не только сотрудники троллейбусного парка, в котором она работала водителем, но и десятки лично не знакомых с ней людей.

«Вы спросите, как я оказалась в этом деле? Отвечаю — случайно, — рассказывает Надежда Девятых, одна из самых активных добровольных защитников осужденной. — С Мариной мы даже знакомы не были. Меня попросили написать какую-то очередную «челобитную», я написала. А потом пошло-поехало, с тех пор уже не могу остановиться». Не может остановиться и еще одна не знакомая с Ногиной женщина — раз в месяц она приезжает в троллейбусный парк и передает часть своей пенсии, каждый раз разделяя сумму на две части: одну Марине в колонию, другую — ее оставшимся на воле дочерям. Иногда, рассказывают водители троллейбусов, они получают от пассажиров деньги и приветы для Марины.

***

13-летняя Алиса Суворова погибла 20 января 2011 года, когда переходила дорогу на перекрестке улиц Карла Маркса и Милицейской. Виновник ДТП с места происшествия скрылся, был объявлен план-перехват, но уже тогда по городу поползли слухи, что водитель-убийца — не простой человек. Только так можно было объяснить появление на месте аварии такого количества высоких милицейских чинов и людей в штатском. Слухи ходили и про серебристый джип, и про Машу Гайдар — в то время заместителя губернатора Белых, — чей автомобиль якобы был каким-то образом причастен к смертельной аварии. Ни одного доказательства участия Гайдар в этом ДТП, впрочем, найти до сих пор не удалось, а сама она в этот день выезжала из города в район.

Когда спустя неделю правоохранительные органы объявили официального подозреваемого — водителя троллейбуса №1 Марину Ногину — мало кто поверил в ее виновность. Вызывало большие сомнения то, что женщина и мать двоих детей могла, насмерть сбив ребенка, спокойно поехать дальше и еще несколько раз потом так же спокойно проехать по маршруту место ДТП. Более того, очень скоро в прессу попали рассказы о давлении, которое оказывали на нее при допросе.

«Сейчас уже прошло два года, я дословно не помню, что мне говорили, я тогда… «Мы не таких еще людей ломали, ты врешь», в основном на физические недостатки указывали: «Ты живешь в таком районе… Муж-то у тебя есть?» Я говорю: «Нет». «Ну конечно, ты такая толстая, какой муж?» Говорили: «Мы все равно тебя закроем (посадим — прим. ред.)» — это слово новое тогда для меня было, я все думала: куда меня закроют?»

Следствие по делу велось из рук вон плохо. В приговоре отсутствует обязательное для дел с ДТП точное описание механизма наезда, от которого зависела проверка всей версии обвинения. Уже в ходе судебного заседания судье пришлось поменять версию следствия, что девочка была раздавлена задним колесом троллейбуса, на версию, что она попала под переднее колесо, так как размер заднего колеса троллейбуса — 66 см — не совпадал с теми размерами, которые зафиксированы на теле девочки (менее 50 см). Да и при росте ребенка 145 см в случае ее попадания под заднее колесо у нее были бы совсем другие травмы. Однако на переднем правом колесе троллейбуса никаких характерных следов переезда человека не обнаружено и не зафиксировано.

В деле есть и неустраненное следствием противоречие: по версии следователя Бушкова, наезд произошел слева направо, а по утверждению судмедэксперта Михеевой — справа налево, то есть получается, что троллейбус ехал в прямо противоположную сторону.

Возникает много вопросов и к главному свидетелю обвинения — водителю автокрана, который, если действительно был на месте и видел, как девочка попадает под троллейбус, почему-то хладнокровно проехал мимо. В первые часы он рисовал троллейбус, двигавшийся с поворотом (в деле есть его рисунок). Потом, через несколько дней, троллейбус у него поехал прямо. Позже он заявлял журналистам, что не видел, откуда ехал троллейбус». И это основной и единственный очевидец наезда — остальные свидетели подошли к ребенку уже после аварии. (Подробное описание всех нестыковок следствия — в расследовании Виктории Ивлевой в «Новой газете», после которого к делу водителя троллейбуса и подключились московские эксперты.)

***

Ногина поехала отбывать свой срок в два с половиной года в колонию-поселение, но борьба за нее продолжалась. К расследованию ДТП на Милицейской подключились активисты «Синих ведерок» и общественной организации «Справедливость». Эксперт Юрий Антипов — автор заключения по ДТП на Ленинском проспекте с участием машины вице-президента «Лукойла» — провел анализ материалов по делу Ногиной и сделал вывод, что троллейбус никак не мог сбить девочку, а мог это сделать легковой автомобиль, джип или кроссовер.

Чтобы получить еще одно независимое экспертное заключение, активисты «Синих ведерок» заказали экспертизу в судебно-медицинском центре Минобороны. Оплачивали его из своих карманов неравнодушные граждане: за две с небольшим недели 50 человек скинулись на сумму более 60 тысяч рублей. Государственное экспертное учреждение тоже сделало вывод, что Алису Суворову не мог сбить троллейбус, а сбил ее автомобиль, который имел капот.

Выводы обеих экспертиз были торжественно представлены общественности на пресс-конференции в Кирове. Местные газеты вышли на следующий день с заголовками «Синие ведерки» спасают Киров от беспредела», «Троллейбус не сбивал девочку!», «Водитель троллейбуса невиновна», а воодушевленный вновь открывшимися обстоятельствами адвокат Валерий Рылов пошел писать жалобу в Верховный суд. Тогда многим казалось, что дело неминуемо идет к пересмотру. Но никакого пересмотра не случилось. «Мы встретили абсолютно неадекватную реакцию со стороны силовых структур, которым мы показывали результаты экспертизы, — писал в своем блоге координатор «Синих ведерок» Петр Шкуматов. — Совершенно очевидно, что троллейбус не мог нанести девочке те повреждения, которые имели место. Это абсолютно точно исключает вину Марины Ногиной в этом деле. Но нам было сказано: «Ну, извините, мы ничего не можем сделать».

Верховный суд в жалобе адвокату отказал, а через некоторое время местный суд отказал самой Ногиной в УДО: поскольку «сам по себе факт отбытия ⅓ срока, отсутствие нарушений и участие в воспитательных мероприятиях, что в силу норм уголовно-исполнительного законодательства является обязанностью осужденного, не является безусловным основанием для удовлетворения ходатайства об УДО», досрочный выход на свободу будет «преждевременным и необоснованным». Позже Марина признавалась мне, что отказа не ожидала: «Я думала, что я свою миссию выполнила: осудили меня и все. Все знают, что я не сбивала девочку. Какой смысл меня здесь держать? Я эту систему плохо понимаю. Валера (адвокат Валерий Рылов — прим. ред.) считает, что это потому, что я не признала вину, и что боятся, что я буду выступать, кричать».

Выступать и кричать начали кировчане. В феврале 2012 года перед зданием областной администрации прошел митинг в защиту невинно осужденных, собравший около ста человек. Больше людей на улицах полумиллионной Вятки правозащитная тематика никогда не собирала. Большинство участников акции составляли коллеги и друзья Марины Ногиной. Проезжавшие мимо троллейбусы гудели собравшимся на морозе в знак солидарности.

Губернатор Никита Белых тогда к собравшимся не вышел, объяснив это отсутствием приглашения и сильной занятостью. А накануне у меня с ним состоялся разговор, в котором Никита Юрьевич заверил, что в курсе дела Марины, очень сочувствует, но не может вмешиваться, так как никаких законных оснований для губернатора влиять на правоохранительные органы нет.

В доказательство правоты слов губернатора вскоре на 3 года осудили и посадили его советника Николая Вотинова, а недавно и самого Белых вызывали на допрос, и проводили у него обыски.

Позднее, после встречи с активистами «Синих ведорок», губернатор Кировской области все же обещал помочь с делом Ногиной — направить лично от себя запрос в правоохранительные органы. Большего, по-видимому, он действительно сделать не может.

***

До небольшого населенного пункта Калачиги, где Марина Ногина отбывает наказание, на машине от Кирова ехать не более часа, если не пропустить поворот на Нижнеивкино. Особой красоты в местном пейзаже нет, но и отталкивающим его никак не назовешь: заснеженные деревья, обледенелая дорога, покосившиеся деревянные домики и более добротные дома из серого кирпича, редкие машины и редкие пешеходы. Если б не забор с колючей проволокой и КПП, случайно заезжий человек вряд ли понял бы, где заканчивается поселок и начинается исправительное учреждение.

Колония-поселение отличается от колонии общего режима: здесь не надо ходить строем, можно носить не специальную форму, а собственную одежду, и нет ограничений на свидания. Часть заключенных ходит на работу за пределы учреждения в поселок — летом Марина работала на капустном поле, а по окончании сезона перешла на изготовление пластиковых пакетов. Администрация гордится, что после заключения договора с фирмой все осужденные получили возможность работать.

В колонии есть свой кукольный театр: заключенные сами шьют куклы и иногда выезжают с представлениями в детский дом неподалеку. Есть, конечно же, самодеятельность: женщины поют и пляшут, особенно хорошо это получается, говорят, у цыганок. Работает своя студия кабельного телевидения — заключенный Николай Стрелков (в колонии-поселении содержатся и мужчины, и женщины) снимает любительские фильмы об осужденных, и эти фильмы потом показывает по местному кабельному каналу.

— Самое главное — найти здесь себе занятие, — говорит пресс-секретарь УФСИН по Кировской области Ирина Колчина. Она присутствует при нашем разговоре с Ногиной. — Когда человек не только работает, но и участвует в общественной жизни, время течет быстрее. Кто в чем себя находит.

Марина Ногина себя ни в одном виде самодеятельности не нашла: «Петь я не умею, плясать я не умею, так что я на сцену не пойду. Есть девочки — у них хорошие голоса, их приятно слушать. А чего мы выйдем, запоем? Все уши заткнут».

— Может, вы стихи читаете? — предлагает выход из положения Ирина.

— Не декламирую, — тихо, но твердо отвечает Марина.

Разговор переходит на режим и условия содержания. Условия приемлемые, говорит заключенная. 6 человек в комнате, на территории колонии есть врач и медсестра, приезжающие на свидания родственники и друзья могут остановиться в гостинице в поселке, телефонные звонки по карточкам разрешены без ограничений. Соседи? Тут каждый сам по себе. «Тут люди вообще не такие, как на воле, они очень отличаются. Они агрессивные, они цепляются за каждое слово, у них почти у всех завышенное самомнение, и они все время в обороне». Про себя Ногина говорит: «У меня характер испортился. Я перестала доверять людям».

— Они (заключенные — прим. ред.) могут покидать территорию колонии, — рассказывает пресс-секретарь кировского УФСИН.

— Только по работе, — поправляет Марина.

— Они могут ходить в магазин.

— 45 минут дается, — уточняет Ногина.

— …в магазин, — продолжает Ирина Колчина. — Куда еще можете?

— Никуда больше не можем.

— Ну а в принципе ходить-то куда? — Ирина сдается. Ее попытки заставить Марину увидеть хоть что-то положительное в исправительном учреждении ни к чему не приводят. — Если, извините, вы будете еще ходить везде, то это будет санаторий-профилакторий.

Чуть более года назад назначенный начальником колонии 38-летний Владимир Смышляев дает понять, что в колонии обижаются, что заключенная не проявляет инициативы и ведет замкнутый образ жизни.

«Может, она замкнулась, потому что на органы эти судебные обиделась, и думает, что вся система сверху донизу гнилая. Но люди-то везде разные. Она человек, может, и хороший по жизни. У нее много подруг, постоянно они толпами приезжают сюда на свидания, привозят передачи. И я маленько возмущен: почему здесь-то она себя так ведет неоткрыто?! Получается, на свободе она себя по-другому вела, раз у нее столько друзей?» И после паузы фактически сам отвечает на свой вопрос: «А вот вы как бы себя почувствовали? Жили-жили, до 40 лет дожили, и… Как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарекайся».

— Когда к вам люди поступают, вы их дела изучаете?

— Естественно. Осужденные заходят, представляются, рассматриваются личные дела. С ними проводится инструктаж: какие права они имеют, какие не имеют, какие существуют ограничения.

— Когда вы читаете дела, у вас никогда не возникает ощущения, что человек сидит за то, чего он не совершал?

— Для нас решение суда — аксиома, которую не надо доказывать. Виновен, не виновен — есть решение суда. Сомневаться в том, виновата Ногина или нет, мне не приходится. Я на эту тему не рассуждаю. Это вы можете рассуждать, как средства массовой информации.

— Но разве вы не пытаетесь способствовать тому, чтобы люди, в чьей виновности есть сомнения, отсюда побыстрее бы ушли?

— Это право на УДО, но это не значит, что вас должны непременно освободить. Это как премия. Вот вам премию выделяют так просто или за то, что вы специалист и приносите доход компании?

— Но от того, получу я премию или нет, не зависит, буду ли я в тюрьме или на свободе.

— Я всегда осужденным говорю: вы настраивайтесь на конец срока. Чтобы когда суд откажет, вы бы были морально подготовлены.

Возможно, эти слова слышала и Ногина. Но она так и не смогла подготовиться к тому, что ей могут отказать в УДО вторично. Не был подготовлен к этому ее адвокат, не были подготовлены к этому ее друзья и ее добровольные помощники. Все участники борьбы за Ногину, с которыми я разговаривала в последнее время, говорили о выходе Марины по УДО почти как о свершившемся факте. Тем более что недавно 10 000 человек подписались на сайте change.org под инициированным журналистом «Новой газеты» Викторией Ивлевой обращением к председателю Следственного комитета Александру Бастрыкину с требованием пересмотра дела.

Решение комиссии и появившееся в аккурат перед заседанием суда 7 февраля первое взыскание делают шансы на то, что Марина выйдет на свободу, ничтожными. Почему администрация исправительного учреждения так неожиданно поменяла свое мнение — загадка. Ведь в первый раз они не возражали против досрочного освобождения своей подопечной.

«Мы, конечно, думали, что сейчас уже поедем домой, — говорит адвокат Ногиной Валерий Рылов. — И у меня напрашивается единственный вывод из происходящего: человек, который убил Алису Суворову, занервничал и пытается через ФСИН заставить Марину признать вину. А если у него есть выходы на ФСИН, то можно предположить, что это человек из властных структур. Скорее всего, правоохранительных».

P.S. Как сообщила в комментарии к этому тексту на сайте «ПабликПост» кировская правозащитница Надежда Девятых, «на сегодня, 2 февраля, была запланирована поездка большим коллективом (директор троллейбусного парка выделил автобус). В последний момент Марину вызвал начальник колонии и заявил:»Никаких визитов, за территорию не выходить.» Он (начальник колонии), прав в оценке системы — она гнилая до омерзения, но он ошибается, если думает, что внутри этой гнилой системы можно быть белым и пушистым».