В связи с 200-летним юбилеем войны 1812 года у нас проводится масса мероприятий,  в том числе научно практические конференции, но уровень докладов на них, мягко говоря, оставляет желать лучшего. В чем причина такого низкого качества?

Наши культуртрегеры и чиновники от образования договорились уже до того, что, мол, в ИНТЕРНЕТ все есть и библиотеки вообще не нужны. Такое отношение этих «знатоков» уже, к сожалению, дает свои печальные результаты.

Буквально сегодня мне рассказали как «освобождались» от книг библиотеки нашего механико-технологического техникума на улице Ленина, перед переездом в это здание техникума юридической академии.

Книги выбрасывали из окна, а потом подогнали погрузчик, погрузили книги в самосвал и отвезли на свалку. Таково было завершение труда наших замечательных основателей коммерческого училища Вятки Алафузовой, Манохина и других, а потом и кожевенного техникума по кропотливому собиранию богатейшего фонда библиотеки.

Мало кому известно, что Манохин добивался того, чтобы Вятку сделали столицей кожевенной промышленности СССР. И такое могло произойти, но «умное» руководство города и губернии выжило Манохина и его соратников из нашего города.

Видите, чем все это закончилось…

Тем, кто постоянно работает в библиотеках, хорошо известно, что ИНТЕРНЕТ пока годится только для первичного поиска истории вопроса по теме.

А дальше настоящие исследователи все ищут в библиотеках. Это является причиной того, что во всех цивилизованных странах библиотеки забиты читателями: и студентами, и учеными и инженерами, и техниками. Это видно также по опыту Китая, Южной Кореи, Индии. Там все постоянно учатся и усердно пользуются библиотеками для повышения своего профессионального уровня. Там разворачивается во всю мощь система внешкольного образования и главным его подспорьем, конечно, являются библиотеки.

 Поэтому у них и внедряются инновации.

А нашим чиновникам, получающим назначения и продвигаемым по службе, в основном «по блату», этого не нужно. К чему это приводит, мы хорошо видим…

Поэтому и начну с краткой библиографии книг по истории 1812 года в фондах Герценки:

Верещагин В.А. – Отечественная война. Русская карикатура. СПБ, 1912 – 182с. №21068 ценная.

Замечательное издание карикатур периода войны 1812 года.

Верещагин В.А. – Портреты прошлого. Статьи и заметки. СПБ, 1914 – 216с. №98688 ценная.

Книга богато иллюстрирована.

С.32-33 – Акварель «Русские войска в Париже».

С.46-53 – Моды 1803 года.

С.54-55 – Мода 1814 года.

С.58-59 – Мода 1818 года.

С.62-63 – Мода 1822 года.

С.64-65 – Мода 1822-1823 годов.

С.66-67 – Мода 1825 года.

С.107-122 – Русская и иностранная книга (ряд изображений переплетов).

С.148-149 – Моды 1814 года.

Васи́лий Андре́евич Вереща́гин (1859—1931) — русский библиофил, библиограф, историк искусства.

Окончил Императорское училище правоведения, служил в Министерстве юстиции и Государственной канцелярии. Действительный статский советник и камергер Двора Его Императорского Величества, гофмаршал, член Совета Академии художеств.

Организовал в 1903 году «Кружок любителей русских изящных изданий» и был бессменным руководителем этой первой юридически оформленной библиофильской организации. Перу Верещагина принадлежат многие капитальные библиографические работы, в том числе: «Русские иллюстрированные издания XVIII и XIX столетий (1720—1870)» (1898), первый выпуск «Материалов для библиографии русских иллюстрированных изданий» (1908). Написал одну из первых книг об отечественном экслибрисе — «Русский книжный знак» (1902), он был также основателем журнала «Старые годы» и его редактором в первый год издания (1907), кроме того, Верещагин редактировал журнал «Русский библиофил» (1915—1916). Печатался с историко-литературными статьями в журнале «Столица и усадьба» (1913—1917). В годы революции, в 1917—1918 гг., В. А. Верещагин был председателем Комиссии по охране памятников искусства, в 1921 году эмигрировал. В 1925—1931 годах руководил библиофильским Обществом друзей русской книги в Париже. При его непосредственном участии в Париже выходят первые выпуски сборника «Временник общества друзей русской книги».

Геруа А. – Бородино (по новым данным). СПБ, 1912 – 65с., ил. №272287.

Книга напечатана редакцией журнала «Общество ревнителей военных знаний». При подготовке книги использовались материалы военных архивов.

К тексту книги приложены четыре карты Бородинского боя.

Затворницкий Н.М. – Наполеоновская эпоха. Библиографический указатель. СПБ, 1914 – 328с. №61880.

Очень полезное издание.

Каталог изданий, посвященных юбилею 1812 года и находящихся на выставке произведений печати, устроенной Главным управлением по делам печати. СПБ, 1912 – 37с. №29432.

Каталог юбилейных изданий к 100-летию Отечественной войны 1812 года. М.: Издательство «Сельский вестник», 1912 – 28с. №63195.

Леви Артур – Наполеон Бонапарт. Душевные качества Наполеона. Перевод с французского языка. М.: Современные проблемы, 1912 – 305с. №175217.

Очень ценная книга. Богато иллюстрирована.

Ложье Цезарь – Дневник офицера Великой Армии в 1812 году. Перевод с французского языка под редакцией Н.П. Губского. М.: Задруга, 1912 – 367с. №249602.

Носков Н.Д. – Наполеон. История великого полководца. С рисунками, портретами, снимками с картин и гравюр. СПБ: Издательство Товарищества М.О. Вольф, 1912.

Часть 1 – 195с. №271386.

Часть 2 – 196-338с. №271387.

Родных Александр – Тайная подготовка к уничтожению армии Наполеона в 1812 году при помощи воздухоплавания. СПБ, 1912 – 60с. №241180.

Александр Алексеевич Родных[1] (1871—декабрь 1941) — российский популяризатор и историк науки, специалист по истории воздухоплавания, научный журналист, писатель-фантаст. Один из первых пропагандистов идей К. Циолковского.
Выпускник математического факультета Санкт-Петербургского университета.
После окончания обучения некоторое время работал в страховых компаниях «Россия» и «Саламандра».
В 1894 году опубликовал брошюру «Признаки делимости на первые сто чисел», а затем — ещё несколько популярных работ по математике.
В 1902 году появилось его полушутливое сочинение «Самокатная подземная дорога между С. Петербургом и Москвой. Фантастический роман пока в трех главах, да и тех неоконченных», в котором описан проект 600-километрового туннеля, проложенного по «хорде» земного шара: поезда в таком туннеле двигались бы «сами собой», под воздействием земного тяготения. Я. И. Перельман позднее обсуждал идею такого поезда в своей «Занимательной физике» и показал, что она теоретически осуществима.
Затем Родных заинтересовался воздухоплаванием и его историей, публиковал работы по этой теме в журналах «Библиотека воздухоплавания», «Нива», «Природа и люди» и других.
В 1912 году выпустил книгу «Тайная подготовка к уничтожению армии Наполеона в двенадцатом году при помощи воздухоплавания». Книга — исторический очерк, посвящённый предприятию Франца Леппиха, который, при поддержке Александра I, пытался осуществить идею использования изобретённых им «летучих машин» в военных целях.
В 1913 году в Петербурге вышел первый и единственный номер журнала «Летун» под его редакцией.
Широкую известность получил двухтомный труд Родных «Иллюстрированная история воздухоплавания и летания в России» (1914). В 1915 году вышла его книга «Война в воздухе в былое и теперь».
В 1929 году, после долгого перерыва, вышла книга Родных «Птицекрылые машины», а в 1933 году — «Ракеты и ракетные корабли».
Собрал большую библиотеку, часть которых после войны была передана в научный отдел Центрального дома авиации имени Фрунзе в Москве.
В августе 1940 года ленинградская газета «Смена» опубликовала небольшую заметку о Родных и о собранной им библиотеке. Газета известила читателей, что Родных вместе с изобретателем парашюта Г. Е. Котельниковым закончил большое исследование «История парашюта и развитие парашютизма». Но в связи с началом Великой отечественной войны книга не была издана.
Умер в блокадном Ленинграде в декабре 1941 года.

Роос Генрих – С Наполеоном в Россию. Записки врача Великой Армии. Перевод с немецкого языка под редакцией И.Н. Бороздина. М.: Сфинкс, 1912 – 338с. №272352.

В книге большое количество оригинальных рисунков художника Фабер-дю-Фора, иллюстрировавшего весь поход Наполеона в Россию.

Тарапыгин Ф.А. – Год русской славы. Незабвенный 1812 год. Под редакцией Ф.А. Витберга, председателя Союза ревнителей русского слова, преподавателя Женского педагогического института, Николаевского инженерного училища, Интендантского курса и Екатерининского института. СПБ, 1911 – 228с., карта. №Д)525278.

Сборник предназначен главным образом для воспитанников низших и средних учебных заведений различных ведомств.

С.142 – портрет Александра Самойловича Фигнера.

С.224-225 – Храм на Воробьевых горах в Москве по проекту архитектора Витберга.

Фирсов Н.Н., профессор – 1812 год в социолого-психологическом отношении. М., 1913 – 64с. №71.

Подробное исследование причин войны Франции и России, в том числе и экономических.

Фирсов Николай Николаевич (18 (30) сентября 1864, Казань — 7 апреля 1934,Москва) — русский историк, специалист по истории российского города, торговли и промышленности XVIII века, народных движений XVII—XVIII веков, революционного движения XIX века и др. .Родился в Казани 18(30) сентября 1864 года. Учился во 2-й и 3-й казанских гимназиях. Окончил курс в Казанском университете (1888), в дальнейшем преподавал в нём и с 1891 по 1902 годы в должности приват-доцента. Профессор русской истории (1903). Защитил магистерскую диссертацию не в Казанском, а в Московском университете, после того как работа была возращена (без рассмотрения) автору факультетским начальством Казанского университета «по цензурным соображениям». Одновременно с преподаванием в Казанском университете, Н. Н. Фирсов преподавал и в средних учебных заведениях Казани: Мариинской женской гимназии (1893—1895); реальном училище (1894—1895); 2-й мужской гимназии (1895—1903). Был в научных командировках в Москве и Петербурге (1890, 1892, 1895, 1899, 1908—1909) для археологических разысканий. В 1920—1922 годах ректор Восточной Академии. В 1923—1929 годах работает в должности председателя Научного общества Татароведения. В 1929—1931 годах возглавляет Музей пролетарской революции. Область исследовательских интересов — русская торговля XVIII века, зарождение крупных торгово-промышленных компаний, активизация внешней торговли как следствие политики правительства. После революции 1917 года изучает историю и этнографию нерусских народов Среднего Поволжья, исследует экономическую историю России и крестьянских движений XVII—XVIII веков, русского революционного движения XIX века.  

Французы в России. 1812 год. По воспоминаниям современников-иностранцев. Неман – Смоленск – Бородино — Вступление в Москву. Сборник, составленный А.М. Васютинским, А.К. Дживелеговым и С.П. Мельгуновым. М.: Задруга, 1912 – 200с. №244796.

Шмидт Ганс – Виновники пожара Москвы в 1812 году. Рига, 1912 – 106с. Издание Н. Киммеля. Очень хорошая библиография французских изданий по теме.

В краткой библиографии упоминается книга Генриха Рооса.

Очень интересна судьба Генриха Рооса, оставшегося в России и дослужившегося до должности главного доктора Мариинской больницы в Петербурге. К счастью источники позволяют достаточно подробно проследить его судьбу в России. В Российском государственном историческом архиве хранится дело о службе этого бывшего пленника, где в числе прочих документов находятся и два его формулярных списка. Кроме того, Роос на склоне лет написал мемуары, опубликовав их в 1832 году в Петербурге. Однако, по-видимому, это издание не обратило на себя внимания историков. Позднее мемуары эти несколько раз переиздавались за границей – в Германии и во Франции. И наконец, в начале XX века, в 1912 году в связи с юбилеем Отечественной войны независимо друг от друга с заграничного немецкого издания были выполнены два перевода на русский язык, изданных соответственно в Москве и в Петербурге (по качеству перевода, московский вариант точнее).

Генрих Ульрих Людвиг фон Роос родился в Штутгарте, в Вюртембергском герцогстве (с 1806 года королевство). Происходил из обер-офицерских детей, был холост и являлся доктором медицины. Родился он около 1780 года

Генрих фон Роос попал в плен уже опытным медиком. К вечеру партию пленников, в числе которых был и мемуарист, ограбленных уже казаками, пригнали в Борисов и расположили под охраной на улице вблизи нескольких горящих домов, чтобы пламя пожара немного согрело несчастных. Рано утром, к костру, около которого сидел Роос, подошел русский военный чиновник – немец по происхождению. Заговорив с пленниками, и узнав, что один из них врач, незнакомец сказал: «ну, врачам в теперешнее время можно устроиться, наш генерал их берет, однако согласно особому приказу, исключительно немцев». Наутро Роос решил воспользоваться предложением и отправился по «развалинам и площадям» Борисова в поисках русского начальства. Характерно, что его никто не остановил — согнанных в Борисов пленных практически не охраняли. Организовать в короткий период надзор за ними, по-видимому, не было возможности, да и бежать голодным и полураздетым пленникам было некуда и незачем.
Пройдя совсем немного, Роос вновь встретил ночного знакомца и сообщил ему о своем согласии работать врачом во время плена в госпиталях. Его тут же препроводили к генералу. Это был П.Х. Витгенштейн. Расспросив Рооса о его происхождении и службе и получив немного хлеба, который слуга раздал и другим доставленным к графу пленным французским офицерам, Роос удалился в соседнюю комнату, где и заснул на сене среди множества других офицеров. Проснувшись через некоторое время он обнаружил, что находится в комнате один, а войдя в соседнее помещение застал там Витгенштейна, также в одиночестве сидевшего за столом с бумагами.

Граф посоветовал Роосу пройтись по улицам и поискать главного врача корпуса, рассказав при этом, как тот выглядит. Увидев на улице человека, похожего на описанного Витгенштейном, Роос зашел вслед за ним в дом. Это действительно оказался доктор Витт – главный врач корпуса Вигнештейна. Узнав, в чем дело, Витт пригласил пленника к своему столу, накормил его и сообщил, между прочим, что два дня назад был взят в плен транспорт с больными и ранеными вюртембержцами, при которых находились и четверо врачей.

Транспорт этот находился теперь в трех в десяти верстах от города. Погуляв по городу, ночь Роос провел в доме Витта. На другой день к Витту явились несколько пленных врачей из Великой армии, предложивших русским свои услуги на время плена. Однако принят на службу был только Дюкруа, уроженец Кенигсберга. В этот же день Витт издал письменный приказ, согласно которому Роос назначался в деревню Жицково, в 10 верстах от Борисова, где находились 3000 больных и раненых русских и пленных. Дюкруа становился его помощником, а русский врач, которого сменял Роос, должен был следовать далее за своим корпусом. Витт уехал 2 декабря (по новому стилю).

А Роосу лишь 7 декабря удалось добиться от борисовского коменданта транспорта для отправки к месту службы. На недоуменные вопросы доктора о причине задержки русские только удивлялись: «Что вы, немцы, все так ретивы в службе».
И Роос приступил к своим обязанностям. Русский офицер выдал врачам по тулупу, и прикомандировал в качестве переводчиков несколько солдат, знающих немецкий язык, через которых и происходило общение с русскими пациентами. Эти же солдаты зачастую ассистировали при операциях и перевязках, а также выполняли обязанности денщиков. Работать приходилось в сложных условиях: при свете лучины, недостатке дров, лекарств и перевязочного материала. В распоряжении врачей имелся только один докторский нож, полученный от доктора Витта, так как все инструменты у Рооса были отобраны казаками.

Тем не менее, медики дважды в день старались обходить всех больных. В свою очередь и больные русские офицеры помогали пленным врачам. Они делились с ними бельем, и что особенно было ценно – чаем.
В январе 1813 году Роос заболел тифом и вернулся к своим обязанностям только в конце февраля. К этому времени положение в госпитале значительно улучшилось: наладилось снабжение продуктами, лекарствами, в деревне появились молоко, масло, вино, мед. Пленных отправили в Полоцк, часть русских больных поправились и были отправлены к армии.
Весь этот драматический рассказ, приведенный им в мемуарах, уложился всего в три строчки формулярного списка.

Роос, занимаясь лечением больных и раненых военных, приобрел хорошую репутацию. Окрестное дворянство стало приглашать его к больным. Гражданских медиков в то время в России катастрофически не хватало. Именно поэтому комендант Борисова подполковник Свечин и предложил пленнику перебраться на новое место. Здесь он по-прежнему лечил военных, но вместе с тем занимался и частной практикой.

 Следует отметить, что такое соединение двух должностей обеспечивало казне экономию средств, поскольку жалования по должности уездного врача Роос не получал.
В Борисове Роос пользовался расположением, как военных, так и гражданских лиц. Один русский майор подарил ему шпагу и английское седло. Подполковник Сазонов приглашал его ежедневно к себе обедать. Капитан Шильдер давал Роосу читать стихотворения Шиллера. Внимание Роосу уделял и городничий А.К. Шаталов, которого пленник успешно лечил от болезней глаз и от лихорадки. «Столь же сердечно и благожелательно, как эти добрые люди, относились ко мне и остальные офицеры гарнизона, гражданские чиновники, начальник и учителя уездного училища и даже некоторые еврейские семьи», — писал позднее Роос. Подружился он и с представителями польского общества, которые грезили о возвращении Наполеона так сильно, что им даже чудились все приближающиеся пушечные выстрелы. Летом 1813 года Роос обратился к властям с просьбой разрешить ему сдать экзамен и отпустить его для этого в Вильно. Однако реакция властей последовала лишь в конце января 1814 года: в Борисов пришел приказ о переводе Рооса ординатором в пехотный госпиталь в Петербурге и о разрешении ему сдать экзамен в Медико-хирургической академии. 11 ноября 1814 года.

Приехав в столицу и приступив к своим обязанностям по госпиталю, Роос отправился вскоре на прием к начальнику Медицинского департамента Военного министерства доктору Рускони и потребовал отпустить его на родину, поскольку его соотечественникам уже была предоставлена свобода. Рускони заявил, что сначала следует сдать экзамен, а в конце разговора прибавил: «Оставайтесь у нас, я вам советую это, вы никогда не будете раскаиваться». От Рускони Роос отправился в Медико-хирургическую академия, где стараниями «хорошего человека и друга иностранцев ученого секретаря доктора Орлэ» очень скоро получил возможность сдать экзамены.

После его завершения Орлэ сказал Роосу от имени академической конференции: «За три года ни один иностранец не сдавал экзамен так хорошо, как Вы». 
18 января 1816 года Роос подал прошение о принятии его в петербургскую больницу для бедных на открывшуюся вакансию младшего лекаря, приложив к прошению и свое свидетельство о службе.

Императрица, покровительствовавшая своим соотечественникам, утвердила доклад о назначении Рооса на открывшуюся вакансию. Забирая в октябре свое свидетельство о службе, приложенное к прошению, Роос оставил расписку, в которой собственноручно подписался своим новым русским именем: «Андрей Иванович фон Роз». В 1818 г. Роос стал надворным советником. Одновременно со службой в больнице для бедных, он с декабря 1818 года служил в Санкт-Петербургском коммерческом училище, а с января 1819 года также и в Санкт-петербургском училище ордена Св. Екатерины. В 1820 году он был награжден Орденом Св. Владимира 4 степени. В том же году за «произведенную благополучно операцию в лазарете Коммерческого училища» Роос получил высочайшее благоволение. В 1822 году в связи с запрещением масонских лож на территории Российской империи Роос, так же как и другие чиновники, дал подписку о том, что он не принадлежит ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни вне ее.  

В августе 1824 года «в уважение отличной его деятельности и усердного служения» Роос был назначен старшим лекарем в больнице для бедных. А в ноябре 1824-апреле 1825 годов работал в специально учрежденном по случаю наводнения в Петербурге 7 ноября 1824 года отделении больницы, где излечил 138 человек. В 1832 году получил знак отличия за 15 лет беспорочной службы.

26 июня 1835 году  почетный опекун граф Виельгорский вошел в опекунский совет с представлением об увольнении Бинберга по болезни и о назначении на место главного врача больницы Рооса, «имея в виду его отличное усердие к службе и опытность». 27 июля 1835 г. император Николай утвердил соответствующий доклад опекунского совета.

Возглавив Мариинскую больницу, Роос вел в практику публикацию ежегодных отчетов о ее деятельности. Два такие отчета за 1836 и 1837 гг. сохранились в собрании Российской национальной библиотеки.
22 мая 1839 года он подал в опекунский совет прошение, в котором просит уволить его на три с половиной месяца в отпуск в южную часть Германии для поправки здоровья. Принц Ольденбургский просит выдать Роосу в пособие его годовое жалование, которое составляло на тот момент 1035 руб. серебром. В мае император разрешил Роосу ехать за границу и выдать ему просимое пособие. Однако эта поездка оказалась для Рооса последней. 20 августа 1840 года П.Г. Ольденбургский сообщил в опекунский совет о получении из баварского города Вюрцбурга известия о смерти главного врача Мариинской больницы.

Из дальнейшей переписки видно, что умер Роос 4/16 июля. После смерти Рооса выяснилось, что в Санкт-петербургской сохранной казне лежит капитал Рооса в размере 6 тыс. руб. Неженатый Роос имел в Вюртемберге сестер и племянников, в пользу которых и было составлено его завещание. Капитал был выдан вюртембергскому генеральному консулу в Петербурге, за вычетом стоимости ордена Св. Станислава 2 степени, который не был обнаружен среди вещей покойного и по-видимому был увезен им в Германию.
Характерно, что прожив много лет в России и прослужив в столице, Роос так и не стал российским подданным. Но еще более характерно, что этот вопрос в течение его службы даже не возникал.

Им задалось лишь Министерство финансов в 1844 году, через четыре года после смерти бывшего пленника, в связи с взысканием крепостных пошлин по его завещанию.

Немалый интерес представляет влияние творчества Сергея Николаевича Глинки на ход Отечественной войны.

«По приезде Государя в Москву, граф Ростопчин вызвал к себе Сергея Николаевича Глинку, что испугало чрезвычайно жену его. Но Ростопчин вручил ему от имени Государя Высочайший рескрипт и орден Святого Владимира 4-й степени и сказал ему: «Именем Государя развязываю Вам язык и руки. Говорите и пишите, что найдете нужным. Вот Вам триста тысяч рублей (огромная сумма денег по тем временам – А.Р.). Употребляйте их по Вашему усмотрению, безотчетно. И действуйте на народ к доброй цели, потому что он имеет к Вам доверенность!». Глинка действовал сильно и много способствовал восстановлению народной толпы против Наполеона и французов. По изгнанию французов из Москвы и по возвращению в нее графа Ростопчина, он принес и возвратил ему 300 тысяч рублей в целости. Сам он провел всю жизнь в бедности.

Глинка писал много и в стихах и в прозе: трагедии, повести, книги для воспитания. Перевел много книг.

В свое время патриотические сочинения Глинки имели обширный круг читателей, особенно между сельскими дворянами, между грамотными купцами и между всеми читающими людьми простого народа.

Имя Глинки и его сочинения имели огромную популярность.

«Русская история» Глинки, написанная без всякого критического взгляда и языком простым, имела четыре издания.

Есть одно сочинение С.Н. Глинки, совершенно забытое, но при нашей бедности в трудах мысли и науки, должно быть упомянуто. Это «История ума человеческого от первых успехов просвещения до Эпикура» (1804 год). Она содержит в себе изложение систем древней философии.

Начитанность Глинки была удивительна! Он не только помнил все то, что прочитал, но помнил наизусть целые места из Монтескье, Бекарии, Наказа Екатерины, Руссо, Вольтера, Дидерона, Франклина. Одним словом из того, что читал. Он очень хорошо знал французский и немецкий языки. Французов, их воспитания, их образа мыслей терпеть он не мог, но по-французски говорил охотно. Глинка был откровенен. Не любил французов и пользовался тем, что есть у них хорошего.

Он перевел на французский язык и напечатал первые тома «Писем русского офицера» младшего своего брата Ф.Н. Глинки.

С.Н. Глинка был цензором. Это был снисходительный и беспристрастный цензор из всех бывших и будущих. Он не смотрел ни на что и ни на кого. Был верен Уставу и не думал, прежде всего, о собственном самосохранении, а потом уже о чужой рукописи.

Однако цензура не прошла ему даром, хотя без всякой вины с его стороны как цензора. Однажды прислано было Высочайшее повеление посадить Глинку на Ивановскую гауптвахту (в Кремле, у колокольни Ивана Великого). Это случилось зимой 1830 года. Но это было торжеством Глинки! Как узнали, что Глинка в Москве на гауптвахте, бросились навещать его. В три-четыре дня перебывало у него человек триста с визитом. Дядя мой, бывший некогда министром юстиции, одним из первых навестил его. Не всякий бывший министр на это бы решился. Так показала свое негодование Москва. До Петербурга дошли слухи об этих визитах и его выпустили».

Дмитриев Михаил Александрович — Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869 – 297с.

Необычайно интересен взгляд на жизнь в России глазами французского военнопленного.

«Простые рогожи служат для крестьян постелью, а верхняя одежда заменяет одеяло. Кровати им совершенно неизвестны. Мебель состоит из простой деревянной скамьи, идущей вдоль стен избы и заменяющей и диван и постель. Лампа является предметом роскоши и встречается только у самых богатых крестьян. Большая же часть обходится с помощью тонко наструганной из сосновых поленьев лучиной. Когда им говоришь, что при неосторожном обращении с огнем легко вызвать пожар, они отвечают: «Чему быть, того не миновать!». Этот фатализм, отзывающийся фатализмом восточных стран, свойственен всем народам, не вышедшим их некультурного состояния.

Когда входишь в избу русского крестьянина, тебя обдает всего отвратительным запахом, пропитанным миазмами, наполняющим всю атмосферу этих жалких лачуг, лишенных света и притока свежего воздуха. Господствующий в них запах – запах кислой капусты, одного из главных кушаний простонародья в России.

Русский крестьянин умеет владеть топором с удивительной ловкостью. Так как в деревнях обыкновенно нельзя встретить ни плотников, ни столяров, то каждый из них владеет топором, который заменяет им и пилу, и рубанок и все прочие инструменты.

Деревенское население по своим душевным качествам стоит гораздо выше городских жителей. Оно отличается большей любезностью, более участливо, менее склонно к воровству и менее низменно. А если бы ему предоставить благодеяние свободы, которого оно, безусловно, достойно, то оно стало бы еще лучше.

Когда русский крестьянин станет фермером и будет снимать у собственника его землю, вместо того, чтобы работать на него в качестве раба, он удесятерит доход своего теперешнего господина.

В Европе не найти ни одной такой страны, где было бы так мало изуродованных или просто плохо сложенных людей, как в России. Во время зимы дети бывают едва одеты. В деревнях их можно встретить бегающими на улице  в одной рубашке. Малые ребята, почти голые, охватив своими руками зябнущее тело, садятся на снег и на лед. Как только они озябнут, или почувствуют недомогание, они тотчас забираются на печь, где стоит невыносимая жара. И вот таким образом, приучаясь, сначала переносить 25-30 градусов мороза, а затем 25-30 градусную жару, он (ребенок) закаляет свое тело.

Во всем свете, кажется, не найдется другого народа, который так сильно любил бы спиртные напитки, как любит русский народ. Самые из них крепкие,  он предпочитает всем остальным. Наши слабые вина не представляют для него никакой прелести, так как производят слишком слабое действие на его вкусовые органы, огрубевшие от слишком частого употребления хлебной водки. Это водка приготовляется без особых приспособлений и имеет прогорклый вкус и запах.

Человек из простонародья пьет ее во всех случаях жизни и во все часы дня. Если он рад и весел, он отправляется выпить, чтобы более усилить свою радость. Если он чем-то опечален, то пьет, чтобы найти в водке свое утешение. Обыкновенно часто проявляется беспробудное пьянство во время праздников. Нередко можно видеть после какого-нибудь особенного торжества, празднуемого зимой, как поднимают на улице окоченевших, а то и обледеневших людей. Анатомические музеи Петербурга и Москвы зимой никогда не испытывают нужды в трупах для своих занятий. По подсчетам статистики, ежегодно на всем пространстве империи количество умирающих жертв пагубной страсти к спиртным напиткам достигает 200.000 человек.

Русский человек музыкален по природе и подобное явление мы беремся объяснить без затруднений. Народы, обладающие верным слухом, склонные к пению и музыке, в то же время всегда обладают мягким и гармоничным языком, так как речь их скорее певуча. Если вы вслушаетесь, как говорят итальянцы или русские, то заметите без труда, как быстро они вариируют и колеблют интонацию своего голоса. Русский народ, обладающий таким певучим языком, является в то же время и самым музыкальным из народов мира. Это мне подтвердил де Марцилли,  который изъездил всю Россию  по всем направлениям.

Русский крестьянин известен кроткостью и своим бесконечным терпением. Но, зато, когда он доведен до крайности, его кроткость перерождается в ярость, а терпение – в неудержимый гнев. Человек как бы исчезает в нем в эти минуты, уступая место лютому зверю.

Женщины в России, в общем, гораздо более образованны, чем мужчины. Они отличаются своим великодушием и состраданием к несчастью ближнего. Их сердце доступно кротким эмоциям и жалости.

Однако, эти же самые особы, одаренные от природы и в силу полученного ими воспитания такой чувствительностью, бесстрастно и даже индифферентно смотрят на наказания своих крепостных.

Руа И. – Французы в России. Воспоминания о кампании 1812 года и двух годах плена в России. СПБ, 1912, с.143,144,148, 149, 150, 153, 173, 175. №Д)М407664.

Об уроках, которые извлекла Франция из войны 1812-1814 годов, видно из книги барона Карла Дюпена

«Смею надеяться, что у просвещенных народов ученые и благочестивые писатели введут преподавание Производительных и Торговых сил своих государств и иностранных земель, которые лучше им известны. Когда они издадут свои творения, то можно будет соединить их сведения и представить нашей современности Картину Производительных и Торговых сил земного шара.

Офицеры, медики, хирурги, ветеринарные врачи и аптекари, возвращавшиеся из армии и удалявшиеся на покой с 1814 года распространили свойственные им знания и обратили в пользу самые наблюдения свои в путешествиях. Ими преимущественно населяются малые города и селения наши, и они то и способствуют в них развитию гражданственности.

Новые подвижники искусств – они не заразились предрассудками людей, застаревших в каждом занятии. Они одним приемом отвергли худые способы навыка и ввели усовершенствование туда, где привычка сохраняла свое заветное и смиренное владычество.

Так, отовсюду проникали понятия в места, наименее, по-видимому, приготовленные к восприятию их».

Дюпен Карл, барон – О производительных и торговых силах Франции. М., 1831, л.IV, LII.

В России, к сожалению, развитие пошло по-другому. Уроки из войны извлечены не были. И в 1825 году произошло восстание декабристов. Все дальнейшее известно.

Однако, вот что любопытно.

Барон Гакстенгаузен, который путешествовал в России в 1842-1843 годах, со свойственной ему наблюдательностью, отметил в своих воспоминаниях, что в домах многих зажиточных крестьян висели портреты Наполеона, а в лавках городов России эти портреты продавались в сотнях видах изображений. На выставке, работающей сегодня в музее Н.Н. Хохрякова, представлены статуэтки Наполеона. Известны разборные гробницы Наполеона, которые были и в некоторых домах жителей Вятки. Об этом уже писалось. Такая популярность Императора Франции в среде российского населения очень интересна и, на мой взгляд, причины ее требуют изучения.