Художница Любовь Костенко — участница, и не первый год, васнецовского пленэра, который нынче проходил в Уржуме, — подняла его статус до международного. Ученица Петра Моисеенко, она давно уже живет где-то между Англией, Голландией и Францией, этим нам и интересна.
Практически европейка. Поскольку в России она бывает лишь наездами, ее имя тут не очень-то на слуху, однако кировские музейщики как-то «открыли ее», установили контакт и сейчас в выставочном пространстве художественного музея проходит ее большая выставка.
Публика в восторге. Кто-то даже написал в отзывах, процитировав Гессе, что подлинное искусство подобно хорошему вину, благодаря которому жизнь на небольшое время становится сносной… Настолько сносной, что зрителя сразу тянет на непатриотичные сравнения с родным вятским современным искусством: де, отчего же здесь-то так не рисуют (не умеют радоваться жизни). А сравнить действительно есть с чем, совсем недавно открылась областная художественная выставка, где представлено все наше самое значительное за год.
Оттого и не умеют, что бытие определяет сознание. И это, если угодно, самое интересное — наблюдать как именно реальная жизнь людей, проживающих в разных странах и даже регионах одной страны, через их коллективное сознательное и бессознательное, находит выражение в картинке. В этих сравнениях не замаскируешься и не спрячешься, суровая и неприглядная правда нашего бытия и еще более суровая история, вольно или невольно отраженные в искусстве, выдают соотечественника. А жителя депрессивной глубинки подавно.
Так что «невыносимая легкость бытия» — это увы не про нас. Именно она сквозит во всех полотнах Костенко, а более всего прочего бросаются в глаза ее прекрасные дамы: без никакого психологизма, без идеальных форм и пропорций, с затуманенным взором (и почти непременно в шляпе, в перчатках). А ее обнаженки! Расслабленные, наслаждающиеся своей свободной телесностью — здесь, в наших краях, мы скорее всего не найдем подобных воздушно-женственных эфемерид, вдохновительниц поэтов и художников. Да если б они и водились, кто бы их, интересно, воспел… Нет, наши женщины совсем другая материя.
Мужские портреты Костенко не менее интересны. На каждый типаж находится своя живописная техника: интеллектуал с всепонимающим взглядом; музыкант, весь в капризно изломанных линиях пальцев и лица; входящий в жизнь губастый юноша (этот портрет висит как раз над пейзажем с молодым цветением лета и очень созвучен); трудовой дядька, с задумчиво-неопределенным выражени ем лица, какое бывает от усталости, в облачках папиросного дыма. Все эти лица настолько острохарактерны, ярки, что долго потом держатся в памяти… Тоже трудно забыть жутковато-смачную эстетику свежей убоины: ломти бело-розовой свинины, распяленные туши, хитро ухмыляющуюся копченую голову поросенка.
Ну и еще, говорят, Любовь Костенко славится городскими пейзажами европейских столиц. Но это, на наш вкус, на любителя, потому что тут ее впечатления очень субъективны, прихотливы. Увидеть, например, жемчужно-серый Париж в лиловых тонах? Зато можно убедиться, что мир художницы един, когда она соединяет рядом вид русской деревни и французской столицы. Остается выразить респект выставочной политике музея им. Васнецовых за последнее время: тот, кто следит за сменой передвижных выставок, более или менее прославленных имен настоящего и прошлого, наверняка оценит, как одно ярко выраженное мировоззрение художника сменяет другое. И действительно, это де6йствует как вино — сознание чувствительного провинциала наполняется нездешней образностью, мир открывается хотя бы на короткое время.