Почему юная мать оставила сына-инвалида во дворе Дома ребенка?
За год до случившегося от 19-летней женщины, после того как ее семимесячному сыну поставили диагноз ДЦП, отказались все родные и близкие. Развелся и ушел из семьи муж, отвернулись родители, и даже собственной матери она стала не нужна.
Долгие месяцы, после ухода супруга, Светлана жила на те деньги, что получала на больного Данилку. А когда поняла, что стоит на самом краю и нет ни души, готовой пожалеть или помочь, отнесла мальчика в приютный дом.
— Оставила сына в беседке не потому, что желала ему зла, а боялась, что не возьмут. Мне в тот момент казалось, что больше не вынесу, — скажет дознавателю Светлана.
— На нее больно смотреть, — говорит зам начальника полиции по охране общественного порядка УМВД Росси по городу Кирову Андрей Чарушин. — Она не просто молодая — она совсем ребенок. Худая, замученная… У меня самого трое сыновей, знаю, как тяжело детей поднимать, но то, что пережила эта девочка — трудно представить. Ведь даже в эти страшнейшие для Светланы дни ее бывший муж и отец ребенка — молодой, полный сил 24-летний мужчина отказался общаться с полицией. Ему, видите ли, не нужна такая огласка.
Под божьим присмотром
9 августа в четверг минувшей недели около четырех часов пополудни сотрудница кировского Дома ребенка услышала детские рыдания, раздававшиеся из беседки. На дощатом полу лежал на животе и горько плакал совершенно беспомощный мальчик. В сумке, что была рядом, обнаружились памперсы, новые колготки, игрушки и несколько иконок.
— Конечно, мы сразу вызвали скорую и полицию, — говорит исполняющая обязанности главного врача учреждения Марина Старикова. — До их приезда мы ребеночка осмотрели. У мальчика ДЦП: он не может ходить, сидеть. Не говорит. При нем была записочка, где сообщалось, что недавно он перенес ветрянку — на щечках еще сохранились следы от зеленки. Имени ребенка мать не сообщала. Скорая отвезла его в детскую больницу.
Как рассказала Марина Александровна, ребеночек явно славянской крови, крупный, упитанный, очень чистенький — чувствуется, что за ним хорошо смотрели. Примерный возраст — четыре-пять лет. А это значит, что в Дом малютки, если родственники не найдутся, после больницы он вряд ли вернется — тут брошенные дети живут до трех лет. А из-за болезни его отправят в специализированное детское учреждение.
— Если мальчику больше четырех лет, то, скорее всего, его направят в Мурыгинский детский дом, — пояснил Владимир Шабардин, уполномоченный по правам ребенка в Кировской области. Мать пришла сама — Искать человека, подбросившего ребенка мы начали сразу же — еще в четверг. К полудню понедельника круг поисков сузился до двух десятков семей, где есть дети соответствующего возраста и с таким диагнозом. Мы понимали, что ту, которая оставила сына или, может быть, внука во дворе Дома ребенка, найдем довольно быстро, даже если его привезли из района. Такие дети на учете. Во дворе учреждения есть камеры наружного наблюдения — мы изучали записи, везде были разосланы ориентировки с фотографией ребенка, был образец почерка. Но женщина пришла сама и сказала, что она мать Данилки, — говорит Андрей Чарушин.
Как пояснил сотрудник полиции, несмотря на то, что сегодня в отношении 20-летней женщины составлен административный протокол и решается вопрос о возбуждении в отношении нее уголовного дела: «…а признаки состава преступления имеются» — история юной матери потрясла всех, кто ее слышал. Тем более, что эта девочка, брошенная мужем и родными, живя в одиночестве и нищете до последнего дня боролась за своего сына.
Не к кому пойти Жила
Светлана в Неме — обычная девчонка из глубинки. Хорошенькая, темноволосая, тоненькая. В будущего мужа влюбилась рано — рожать решила в 17 лет. Почему он женился? Может потому, что понимал — за беременность вчерашней школьницы с него могут спросить серьезно. Впрочем, до появления ребеночка жили небогато, но сносно, снимая комнату в Нововятском районе. Она и поработать толком не успела — пора в декрет.
Данилка родился 2 декабря 2009 года — сейчас ему нет и трех. Мальчик появился на свет «синеньким», но потом отошел. Врачи особо не утверждали, что у младенчика все хорошо, но ничем страшным и не пугали. Когда сыну исполнилось три месяца, она поняла: есть проблемы со здоровьем. Бегала по врачам, выслушивала разные диагнозы. Но вскоре педиатры вынесли приговор: ДЦП. Ваш ребенок инвалид.
Что послужило поводом для болезни: родовая ли травма, прививки ли — она не знает. Медики, может, в курсе, но молчат. К тому времни в семье начались ссоры — муж не особенно скрывал, что больной ребенок ему не нужен. Суд по расторжению брака состоялся в тот день, когда Данилке исполнилось два года. Не обрадовалась внуку-калеке и мать Светланы, по-прежнему живущая в Неме.
Так она осталась одна, но решила держаться — в Кирове хоть врачи есть, а ведь так хотелось надеяться, что мальчик поправится. Хоть немного. А Данилка активно рос, обгоняя сверстников по многим показателям, недаром же врачи сочли его четырех-пятилетним, но сидеть, куда уж там ходить, не мог.
Нынешним летом она поняла, что так жить больше не может. «Все от меня отвернулись, — скажет она в полиции. — Даже спросить, посоветоваться: что дальше делать, куда пойти — не у кого. Меня и сына будто не было. Тогда я пошла в «опеку».
— Хотите сдать ребенка — сдавайте, — равнодушно помогли советом юной матери добрые социальные служащие. — Только ваш специалист будет не раньше 22 августа. А пока можете документы собирать.
Как «собирать документы» одинокой матери с ребенком-инвалидом на руках, никого не интересовало. Может быть, тогда и пришло решение отнести сына в Дом ребенка? Выскочив из беседки, не заходя домой Светлана уехала к знакомым. Будто не было позади тех страшных лет. Но из Немы позвонила мать: «Чего ты там творишь?» — сердилась бабушка, увидевшая фотографию внука по телевизору. В тот же день Светлана пошла в полицию.
Не вы ли, Элен, своёй борьбой с коммунизмом породили эти явления?
Утритесь. При коммунизме этих детей с рождения ссылали в спецприюты на смерть. Пожинаем плоды сейчас. (Родственнички чай при коммунизме и выросли, ниразу дцп ребенка в глаза не видели)
То что отношение к детям с отклонениями в советское время (а может и в царской России) было иное — это да. Но…на каких материалах Вы выстроили своё заключение о ссылках, у вас есть такие примеры?
Лично я знаю две семьи (очень хорошие знакомые) в которых родились в советское время такие дети и жили они в семьях. В одной семье мальчик умер прожив лет 5-7 (причину смерти не знаю), во второй девочка закончила институт (правда уже в девяностые).
Понять можно…..
Хорошо, что не убила себя и ребёнка. История получила огласку. Может быть, сейчас «добрые» чиновники смилостивятся и без этой кучи документов возьмут мальчика в интернат. А мама соберёт документы, не имея на руках сына, с которым ей было бы затруднительно ходить по инстанциям. Конечно, можно было бы писать о чёрствости окружающих людей. Но это бесполезно. Такие мы сейчас почти все. У каждого — свои заботы, не до соседей с их проблемами. Напишут вот в газете очередную историю о чьих-то трагических обстоятельствах, откупимся сочувственным постом, можем даже немного денег послать на счёт. А дальше — всё то же. Нет налаженной системы эффективной помощи людям, попавшим в беду, будь то семья с больным ребёнком, одинокий престарелый человек, бомж или подросток, попавший в беду. Хотя есть и органы, этим всем как бы занимающиеся, и омбудсмены, и защитники всевозможных прав. Нет ни душевного тепла, ни чувства ответственности, ни денег. Хотя… иногда деньги тратятся на такие «селигеры», что поневоле задумаешься: у нас что, их потратить больше не на что?
История страшна своей обыденностью. Хорошо, что с балкона не прыгнула вместе с ребенком.
если ее привлекут к ответственности, я потеряю веру в человечество