Мать двоих детей Дарья Захарченко, прожившая менее полугода в селе Шурма, не могла вспомнить всех половых партнеров. Зная о своей болезни, женщина заражала односельчан.
Осенью минувшего года из Узбекистана погостить к тетке в Пеляндыш приехала огромная, по нынешним меркам, семья Захарченко. Нестарая еще Надежда — мать семейства и три ее дочери: Вера, Александра и младшая Дарья. Приехал с женщинами и сожитель одной из дочерей, а также 8 детей — мал, мала, меньше. Так что лишь одна девочка могла по возрасту ходить в школу. Впрочем, дочерей у Надежды было четыре, только одну из них убил еще в Узбекистане муж-наркоман. Оставшегося от нее ребеночка не бросили, а взяли в большую семью. Уржумская тетушка, вскоре взвыв в голос от голодной орды детей и чрезмерно веселых узбекских родственниц, категорически не желавших уезжать на родину, отправила всех на жительство в Шурму, в ветхую полуразрушенную хибару, где ни света, ни воды, ни газа. Селяне, пожалевшие и беглянок, и многочисленное их потомство, несли в дом еду, одежду, толику денег. Но вскоре заметили, что дети, как и прежде, голодают, а бабушка и многодетные мамаши работать не собираются. При этом вся семья не унывает, в основном по причине постоянного нетрезвого состояния.
Документов нет, говорила старшая о причине семейного тунеядства, утверждая, что по прежнему месту жительства ее дочери работали официантками. И выходило, что виной всему злобные миграционные службы, старающиеся вытурить русских женщин на ненавистную им узбетчину. Но когда сельский глава выдал Надежде денег на поездку в Киров, чтобы «определиться с регистрацией», наличность тут же пропили.
— Приезжали к нам московские газеты и телевидение: как же, такие страдания на долю семьи выпали! У нас спрашивали: как они — бедные? Мы им говорили: да пьяницы они горькие и на передок слабые, все на «б». А Даша-то телевизионщикам жаловалась: размочу сухарей в воде и кормлю ребеночка годовалого. Вот и выходило, что они несчастные. А эти девушки из дома не выходили даже за водой. Пошлют на колодец мальчишку лет пяти, вот он с ведром едва обратно ковыляет. Девочке одной повезло, которую в школу взяли. Учителя деньгами скинутся, чтобы она хоть поесть могла, — рассказывают жительницы Шурмы.
К тому времени все мужское население двухтысячного поселка знало, что в доме Захарченко можно за стакан алкоголя и немного еды получить сколько угодно женской ласки. Много ли было мужчин? Специально не считали, но дамы особенно не голодали и окончательно почти не трезвели. Кто к ним ходил? Ну, в основном, такие же пьющие, да молодежь иногда заглядывала.
В начале года проблемы семьи Захарченко стали известны президентской администрации. Правда, к тому времени Надежду и дочкиного сожителя, а затем и среднюю Сашу на сносях и с детьми отправили на родину. Но сверху велено было разобраться и помочь, тем более что Вера с Дашей написали, что в Узбекистан не вернутся. Зачем перед первомаем у сестер брали анализы: то ли на работу их устроить, то ли еще зачем — но после праздников на рассвете примчалась в Шурму скорая помощь и увезла сестер в Киров. Потом сообщили, что у Даши, светловолосой, кудрявой и круглолицей (по мнению местных, хорошенькой, больше пошедшая не в мать, а в отца-украинца) нашли СПИД. И, будто бы, она о том давно знала. Больше в селе ее не видели.
Старшая Вера из Шурмы тоже выехала. Вначале надеялась, что приживется у местного парня (он не совсем умный, говорят местные), но у него самого с жильем проблемы. Единственная родственница — тетка из Пеляндыша не знала, как от племянницы откреститься. Слышно, что в каком-то совхозе Кирово-Чепецкого района взяли ее на работу — у Веры со здоровьем, вроде, все нормально.
Узнать, сколь мужчин могло заразиться от Дарьи и есть ли уже подтвержденные анализами случаи, в депздраве не удалось. Потому что медицинская тайна.
Как они до суда дожили? В Шурме миролюбивые люди очень, или болезнь сковала.
Нам чужого говна не надо. Своего хватает. Не отправили, а выдворили. Поделом.