— Тебе ничего? Не жалко теперь со мной жить? — Мне ничего. Я уже привык быть счастливым с тобой, — по-платоновски узнаваемо переговариваются несчастные «влюбленные» под конец полуторачасового черно-белого экранного мытарства на выжженной, обезлюдевшей земле. Один из них скоро умрет.
Они — герои печально знаменитого выпускного фильма молодого кинорежиссера Александра Сокурова. Того самого, сделанного вместе с Юрием Арабовым в 78 году, что был назначен возмущенным вгиковским начальством к уничтожению (но его тайно сохранили, подменив другой лентой) — так гласит общеизвестный апокриф.
После чего 10 лет автор был обречен на непонимание, непризнание, фильмы — на «полочное» существование. Один из немногих, кто сразу почуял в Сокурове гения, был Тарковский, юбилей коего помянули втом числе и в этой связи на втором заседании киноклуба в Герценке.
С 78 года прошло почти четверть века — целая эпоха с концом «совка», периодом первоначального накопления. И что изменилось? Стали ли ближеи понятнее, а главное, нужнее кинозрителю фильмы Сокурова, которые уже некому запрещать, смотри — не хочу? Ответ ясен. На смену идеологическому запрету пришла власть денег, полунасильному (но, как выясняется теперь, благотворному) просвещению народа — его необратимое одичание и отупение.
Был только один короткий период в конце восьмидесятых, когда шлюзы открылись и люди вдруг прозрели, с жадностью читали и смотрели все ранее запрещенное, спешили успеть -вдруг снова запретят? Но это скоро прошло, интеллигенция вновь оказалась на задворках истории, в духовной резервации. Одинокий голос человека мало кому слышен и нужен, а мировое признание автора ничего не меняет.
Да, зал Герценки сегодня опять полон, но полон людьми, кого Галина Макарова знает чуть ли не 30 лет. Молодых, увы, можно перечесть по пальцам. И практически никого из публичных людей — делателей искусств. Однако Макарова, как только включили свет, растроганно обратилась к этой почтенной публике с такими словами: «Вы самые лучшие зрители!» — потому как весь сеанс они внимали происходящему на экране затаив дыхание, даже не кашлянув.
В обсуждениях, как многие посчитали, ближе всех к разгадке режиссерского замысла Сокурова подобралась Майя Алексеевна Селезнева (завсегдатай «Зеленой лампы»), которой открылась истина души героев, а не их внешнего бытования (мрачно-безысходного, в послевоенной разрухе 20-х годов, когда добили не только «буржуев с кадетами», но и вообще осталось мало чего живого на земле). Русской души, от которой отступился Бог, и она живет и мучается, век от века ворочая символический тяжкий круг подневольного труда, который влечет ее по реке жизни… И, видимо, так будет всегда.